— Чей-то. Или ничей. Пока безрунный, всем плевать.

— Жаль, что бритт. Из него добрый бы воин вышел.

Из-за соседнего стола послышался смех.

— Ты слыхал? Патлатый бритта пожалел!

— Да мож влюбился? Любовь с первой встречи. Зря он что ли волосы отрастил и выбелил, как площадная шлюха.

Тулле положил мне руку на плечо и с силой надавил. Я же, с трудом сдерживая ярость, медленно повернулся к Альрику и прохрипел:

— Я и сейчас должен терпеть?

— Нет, — хёвдинг воткнул нож в свиной бок. — Теперь ты в своем праве.

Парни, видать, получили деньги и решили, что мы глупые чужаки, над которыми можно пошутить, а потом еще и монеты слупить.

Я встал, выпнул сломанную ножку стола, перехватил ее и оскалил зубы:

— Я вас, говнюки трехрунные, и без оружия к Фомриру отправлю.

Они вскочили, вытащили мечи, хорошие такие мечи, с красивыми полосами вдоль лезвия, с позолоченными рукоятями. Хозяин таверны что-то предупреждающе вякнул. Я прыжком перемахнул через их стол, левой рукой поймал запястье самого говорливого, не давая замахнуться, и ткнул в горло деревяшкой. Толкнул его на второго, третьему рубанул ножкой стола по колену, добавил до хруста по локтю и пинком отправил в стену. С размаху всадил размочаленный конец деревяшки в горло первому, да так и оставил ее торчать. Острие меча у оставшегося на ногах парня выписывало замысловатые узоры в воздухе, от страха у него дрожали колени и руки. Я медленно выпустил рунную силу и давил ею до тех пор, пока он не выронил меч.

Я подобрал все три меча и неспешно вернулся к своим.

— Слушай, а если я его не топором зарубил, а забил, ну скажем, ножкой стола, разве он к Фомриру попадет? Или пойдет к Орсе, как умерший от болезни? — и бросил мечи на стол.

Альрик красноречиво показал глазами на свое колено, подпирающее стол.

— А да, точно.

Пришлось вернуться к трехрунным, поднять деревяшку и вернуть ее на место. Часть щепок так и осталась торчать в горле парня, так что теперь ножка не вставлялась также прочно.

— Хозяин! Есть гвоздь? Я заплачу!

Трактирщик осторожно подошел ко мне и протянул квадратный толстый гвоздь. Я примерился и вогнал его, закрепляя злополучную ножку. А потом схватил трактирщика за руку и спросил:

— Ты ведь слышал, как он меня назвал? Подтвердить сможешь?

— Да, да, господин. Я слышал. Да, подтвержу… подтвердю… скажу все, как было.

— Вот и славно, — и я вложил ему в ладонь серебрушку. За гвоздь.

Парни наконец отмерли и бросились на выход.

Альрик вздохнул, отрезал кусок мяса и сказал:

— И как ты на ровном месте ухитряешься найти себе врагов? А ведь на этот раз ты и не виноват вовсе. Может, у тебя рожа такая?

— Какая?

— Что у каждого встречного руки чешутся тебе врезать.

Я подумал над его словами, а потом ответил:

— Да не, просто рост у меня… ну это… не самый выдающийся. Поэтому думают, что меня и оскорбить можно. И чего на руны не смотрят?

Лишь когда мы вдоволь набили себе животы и уже подумывали, что пора бы уже и честь знать, в таверну вошли доспешные воины, посланники местного ярла. Как его там? Агнара, вроде бы. Они осмотрели труп, выломали снова ту же ножку стола и потащили нас во двор ярла, не забыв прихватить с собой и трактирщика, и всю его челядь. Немногие посетители сбежали сразу после первой же драки, так что свидетелей было не так много.

Ярл Агнар жил в правильном доме. Длинном, крепком, с покатой крышей, выложенной дранкой, внутри был и очаг, и столы с лавками, и помост для его сиденья. Оружие по стенам, гобелены с богами — всё, как полагается правильному северному ярлу. Жаль, что сам Агнар вовсе не походил на такового. На выстланном шкурами кресле сидел не воин, а боров, заплывший жиром. Видно, что сам ярл давно не ходил в боевые походы, да и на драккар его нога ступала в последний раз лет двадцать назад. И что удивительно — он тоже остриг волосы, хорошо, хоть бороду брить не стал. Поди, прятал жирные подбородки.

Суд прошел быстро. Опросили тех двоих, что были с убитым. Те что-то жалко блеяли, пытаясь переложить вину на меня, но даже недалекий Видарссон бы понял, что они врут. Потом высказался трактирщик, его жена, слуг спрашивать не стали, так как они были бриттами. Их рассказ, как безрунных, никого не интересовал. И уже в самом конце спросили нас. Я коротко рассказал, как они напали первыми, как я заплатил виру за разбитый нос и как они меня оскорбили. А потом выступил Альрик. Вот уж кого можно слушать бесконечно, даром что не Снежный Хвит.

Он поведал о дальних северных островах, чей народ каждый день вспоминает о своих братьев, некогда доблестно захвативших богатейший остров Бритланд. Сказал, что подвиги их отцов и дедов до сих пор вдохновляют скальдов на хвалебные песни. Выразил надежду, что несмотря на счастливую и привольную жизнь люди Бритланда чтут и уважают тех же богов и придерживаются тех же законов, что и их братья-норды. Спросил у ярла, как тут принято отвечать, если рунного воина, почти что хускарла, назвали шлюхой? И если здесь такие слова уже не считаются кровной обидой, тогда он, Альрик Беззащитный, пойдет на площадь и для проверки назовет троих воинов шлюхами. И если все трое проглотят оскорбление, то ульверы тотчас же выплатят виру или отдадут виновника семье погибшего.

Ярл почмокал губами, недовольно поерзал на кресле и сказал, что я, Кай Безумец, сын Эрлинга, был в своем праве, и что семья убитого не может требовать виры или смерти. А потом добавил, что лучше бы нам убраться из славного города Фискехале, потому как родственников у убитого немало, и ему, ярлу Агнару Огромному, вовсе не хочется слушать их жалобы.

— Я заплатил за декаду стоянки, — спокойно возразил Альрик.

— Тебе вернут плату. Если уплывете сегодня, то еще и докинут.

— Благодарю за честный и справедливый суд.

— Ты мальчишку своего попридержи. В Бритланде городов много, но даже их надолго не хватит, если он в первый же день будет убивать каждого, кто на него косо глянет.

— Благодарю за мудрый совет, — кивнул хёвдинг. — Уже третий год с ним маюсь. Когда нет достойной цели, он звереет и кидается на всех подряд. Зато в бою себя оправдывает.

— Достойной цели, говоришь…

Ярл задумался, потер подбородки, подозвал человека, пошептался с ним, приказал выпроводить юнцов и трактирщика, а потом